Бывает, что зайдёшь на сайт послушать Германов этих ваших Гессе, Дюрренматтов всяческих Фридрихов, на худой конец каких-нибудь Цвейгов, а окажешься в глухой тайге, где творятся жуткие вещи! :) Понравилось, на ночь глядя хорошо зашло!
У Рэя Брэдбери тоже есть «Толпа», правда не The Mob, а The Crowd. Супер. Читают на выбор — и Булдаков, и Гарри Стил, и Паффин Кафе, и даже Антон Литий, и все здесь, чуть не сказал «даже Дюша Метёлкин»
Не исключаю, что Шекли — это светоч Вашей жизни, и Вам суждено лететь на этот свет, как белокрылке на огонь свечи. Но не мешкайте, за Вами спешит майский хрущ подвида moderator54, и, судя по номеру, он обычно успевает первым.
«Break the leg» выражает желание сломать какую-то конкретную, возможно, ненавистную ногу, так Роналду богу молится при виде Месси. «Break a leg» — да, Вы правы, «Ни пуха, ни пера!» можно переводить.
Я в понедельник схоронил кота.
Палило солнце, но в тени куста
Грунт был успокоительно прохладен.
Взлетал топорик, весело звеня,
А кот смотрел недвижно сквозь меня
Глазами цвета спелых виноградин.
Их ясный взгляд был тих и отрешён
От наших дел. Казалось, будто он,
Очистившись от ужаса и боли,
В незримое пространство погружён
И гонит пресловутый «вечный сон»,
Неспешно примеряясь к новой роли.
Я вырубил могилку средь корней,
И мой товарищ завернулся в ней
Калачиком, как будто в час сиесты
Нашёл себе укромный уголок
И, долго не раздумывая, лёг
На сразу полюбившееся место.
Лес источал истому и покой.
И шёлковая шёрстка под рукой
Была опрятна и мягка на диво.
Она текла привычно вдоль спины,
Да так и не нарушил тишины
Органчик с басовитым переливом.
Прощай, толстяк! – ты прожил славный срок,
И не кори за то, что я не смог
Тебя поставить сызнова на лапы,
За то, что фрак великолепный твой
Впустую издырявили иглой
Лихие недоучки-эскулапы.
Ты был мне люб, и, думаю, не раз
В уютном кресле в полуночный час
Я вздрогну над захлопнувшейся книжкой,
Припомнив, как под песенку текло
Доверчивое мирное тепло,
Когда ты тёрся о мои лодыжки.
Я – царь природы, ты – всего лишь кот,
Но, извини за пошлость, а исход
Для нас один: равны мы в чувстве боли,
И в равной мере смертная тоска
Нас стягивает обручем, пока
Пленённый дух не выпорхнет на волю.
Надеюсь, душу горькую твою
Бог приютит в заоблачном краю
Средь лучших представителей породы,
Что, за грешки легонько отодрав,
Махнёт рукой на твой настырный нрав,
Как я прощал тебе любые шкоды…
Утоптана могилка, и на ней
Ни колышка не будет, ни камней:
Я глупым фарсом друга не унижу.
А жизнь… ну что ж, спасибо, что дала
Нам обменяться сгустками тепла.
Понежились чуток – и все дела…
"..., но мне больно видеть, как русский мир все вымирает и вымирает, люд мельчает… " Так обобщают конченые твари. Приятно видеть, что никто не написал в ответ, как им больно, что узбекский мир выродился до джангиров. Одной мрази хватит, и то перебор.
Дети малых народов чрезвычайно поспешны в выводах. Дружите с китайцами. Они подтвердят, что автор сей недостаточно долго мёртв, чтобы считаться гениальным.
Элегия на смерть кота Афанасия
Витольд Райкин
Я в понедельник схоронил кота.
Палило солнце, но в тени куста
Грунт был успокоительно прохладен.
Взлетал топорик, весело звеня,
А кот смотрел недвижно сквозь меня
Глазами цвета спелых виноградин.
Их ясный взгляд был тих и отрешён
От наших дел. Казалось, будто он,
Очистившись от ужаса и боли,
В незримое пространство погружён
И гонит пресловутый «вечный сон»,
Неспешно примеряясь к новой роли.
Я вырубил могилку средь корней,
И мой товарищ завернулся в ней
Калачиком, как будто в час сиесты
Нашёл себе укромный уголок
И, долго не раздумывая, лёг
На сразу полюбившееся место.
Лес источал истому и покой.
И шёлковая шёрстка под рукой
Была опрятна и мягка на диво.
Она текла привычно вдоль спины,
Да так и не нарушил тишины
Органчик с басовитым переливом.
Прощай, толстяк! – ты прожил славный срок,
И не кори за то, что я не смог
Тебя поставить сызнова на лапы,
За то, что фрак великолепный твой
Впустую издырявили иглой
Лихие недоучки-эскулапы.
Ты был мне люб, и, думаю, не раз
В уютном кресле в полуночный час
Я вздрогну над захлопнувшейся книжкой,
Припомнив, как под песенку текло
Доверчивое мирное тепло,
Когда ты тёрся о мои лодыжки.
Я – царь природы, ты – всего лишь кот,
Но, извини за пошлость, а исход
Для нас один: равны мы в чувстве боли,
И в равной мере смертная тоска
Нас стягивает обручем, пока
Пленённый дух не выпорхнет на волю.
Надеюсь, душу горькую твою
Бог приютит в заоблачном краю
Средь лучших представителей породы,
Что, за грешки легонько отодрав,
Махнёт рукой на твой настырный нрав,
Как я прощал тебе любые шкоды…
Утоптана могилка, и на ней
Ни колышка не будет, ни камней:
Я глупым фарсом друга не унижу.
А жизнь… ну что ж, спасибо, что дала
Нам обменяться сгустками тепла.
Понежились чуток – и все дела…
Иного смысла в ней, увы, не вижу.