В третьей главе второй книги не хватает целого отрывка:
Внизу у деревянной галерейки, приделанной к наружной стене ограды, толпились на этот раз всё женщины, баб около двадцати. Их уведомили, что старец наконец выйдет, и они собрались в ожидании. Вышли на галерейку и помещицы Хохлаковы, тоже ожидавшие старца, но в отведенном для благородных посетительниц помещении. Их было две: мать и дочь. Госпожа Хохлакова-мать, дама богатая и всегда со вкусом одетая, была еще довольно молодая и очень миловидная собою особа, немного бледная, с очень оживленными и почти совсем черными глазами. Ей было не более тридцати трех лет, и она уже лет пять как была вдовой. Четырнадцатилетняя дочь ее страдала параличом ног. Бедная девочка не могла ходить уже с полгода, и ее возили в длинном покойном кресле на колесах. Это было прелестное личико, немного худенькое от болезни, но веселое. Что-то шаловливое светилось в ее темных больших глазах с длинными ресницами. Мать еще с весны собиралась ее везти за границу, но летом опоздали за устройством по имению. Они уже с неделю как жили в нашем городе, больше по делам, чем для богомолья, но уже раз, три дня тому назад, посещали старца. Теперь они приехали вдруг опять, хотя и знали, что старец почти уже не может вовсе никого принимать, и, настоятельно умоляя, просили еще раз «счастья узреть великого исцелителя»
Смущает лишь то, что первая мысль, которая приходит в голову — то, что это не просто какой-то исполнитель, а исполнитель именно этой книги. Только и всего.
К начитке нареканий нет. А вот к стилю повествования придирок много. Во-первых, огромное количество «спотыкашек» в виде причастий и деепричастий. Зачем писать «пустующий», если можно «пустой»? «Решил среди ночи накрыть его лицо подушкой, при этом читая нотации о правильном поведении» — люди так не говорят, тем более, мальчишки.
А почему бы не указывать имя переводчика, тем более, что таковых у данного произведения очень много? Здесь, например, Ян Шапиро потрудился. Перевёл качественно, но весьма убористо.
Бывает с сынишкой стоим на остановке, автобус ждём. И чтобы время скоротать порой рассказываем друг другу подобную чушь. Хорошо, нам ума хватает, чтобы нигде это не записывать и тем более не преподносить другим людям как «творчество».
Со мной такое впервые. «Мо-то-лок» не осилила. Может, кто-то объяснит смысл? Начало более-менее понятное. Люди сами не знают, что хотят, и роботы вынуждены подстраиваться под их сиеминутные желания, создавая игрушки из отработанного хлама. Но тут кто-то из людей заказал «мо-то-лок»… А дальше как в тумане. Не могу понять. Помогите!
Любое художественное произведение можно сравнить с полотном художника: одни картины пишут в жанре реализма, другие — абстракционизма. Одни — широкими грубыми мазками, другие детализируют до самых крупинок. Произведения Александра — не для ленивых, так скажем. Разжёвывать он ничего не станет, но и ни одной лишней детали не даст. Всё чётко, лаконично, но и в то же время, загадочно. Ленивые мозги такое не переварят.
Внизу у деревянной галерейки, приделанной к наружной стене ограды, толпились на этот раз всё женщины, баб около двадцати. Их уведомили, что старец наконец выйдет, и они собрались в ожидании. Вышли на галерейку и помещицы Хохлаковы, тоже ожидавшие старца, но в отведенном для благородных посетительниц помещении. Их было две: мать и дочь. Госпожа Хохлакова-мать, дама богатая и всегда со вкусом одетая, была еще довольно молодая и очень миловидная собою особа, немного бледная, с очень оживленными и почти совсем черными глазами. Ей было не более тридцати трех лет, и она уже лет пять как была вдовой. Четырнадцатилетняя дочь ее страдала параличом ног. Бедная девочка не могла ходить уже с полгода, и ее возили в длинном покойном кресле на колесах. Это было прелестное личико, немного худенькое от болезни, но веселое. Что-то шаловливое светилось в ее темных больших глазах с длинными ресницами. Мать еще с весны собиралась ее везти за границу, но летом опоздали за устройством по имению. Они уже с неделю как жили в нашем городе, больше по делам, чем для богомолья, но уже раз, три дня тому назад, посещали старца. Теперь они приехали вдруг опять, хотя и знали, что старец почти уже не может вовсе никого принимать, и, настоятельно умоляя, просили еще раз «счастья узреть великого исцелителя»