=Но такие нюансы были возможны только до появления нацизма, стёршего в вихре мировой войны, которая так сильно будет отличаться от «Первой», многоцветие европейских национальных культур. =
— и как же это нацизм стер многоцветие?) --а может не нацизм, а как раз наоброт? — глобализм
стирает на наших глазах и при нашем \почти\ полном равнодушии \ а то и с нашей помощью\
это мнгоцветие?
Пренебрежительное отношение к немцам было свойственно многим русским задолго до революции. Перечитайте классиков под этим углом зрения — убедитесь, что я права. Есть ли этому какие то причины и оправдания? конечно есть — всему есть причины и оправдания! и у русофобии они есть, кстати.
Наши нары стояли рядом,
Близко — можно шёпотом разговаривать.
Иногда ночью он что-то рассказывал,
Почти правильно всё по-русски.
Ему было тридцать два года и ни одного зуба.
Зато были воспоминания –
А у меня не было и их.
Его называли фашистом беззлобно,
Ведь другие фашистами становились,
А он был всегда.
Он не спорил. Однажды сказал –
Не фашист — наци…
Все посмотрели холодно.
Иногда мы не спали оба,
И как-то я попросил — расскажи!
Он помолчал. «Я был на параде… Нюрнберг….
-Тогда? Неужели?
— Нет, — усмехнулся, — стоял в толпе
С флажком. Но кажется смог попасть
в кадр к той самой Ленни.
Мы редко разговаривали…
Вокруг косились –
Твой друг, что ли?
Я мотал головой, если он не видел.
А если видел – тогда молчал.
Не друг, просто нары рядом.
Но когда сосна стала падать косо –
Этот, из гитлерюгенда
Меня толкнул и сам упал.
Нет, тогда он выжил,
Лишь сучком по щеке.
Еще улыбался – полдня в медпункте
Награда! Но теперь его нет.
И больше никогда не будет.
А я так много чего не узнал…
Про костры хотел спросить —
Правда бросали книги?
Мне кажется, он молча кивает.
В мае студентам свобода
И книжки можно в огонь…
Ну да, не только учебники.
Еще Хемингуэй. Не жалко?
Да нет, пожалуй, нудятина.
Я не знаю, что сделать в память о нем –
я брошу в костер Хемингуэя.
Всегда ненавидел «Старик и море».
Величайшей трагедии 20 века — бессмысленному сожжению в напалмовом огне (напалм как раз изобрели к 45-му) тысяч людей (называют от 20 до 200 тыс. жертв Дрездена) — посвящен единственный роман американского фантаста.
Немецким жертвам бомобового холокоста (холокоста в прямом смысле слова!) даже памятника настоящего нет.
Хемингуэй, из которого «шестидесятники» сделали икону — шизофреник с садистическими наклонностями (в дневнике периода второй мировой упивается описанием того, как застрелил сдающегося в плен 16-летнего парня). Видимо, передумал прощаться с оружием.
Считаю его славу непомерно раздутой. Левацкая интеллигенция, которая заражена культурным марксизмом (это поистине дьявольская, апокалиптическая ересь) подняла его на щит как«героя Испании» и забыла опустить.
Проза Хемингуэя претенциозна, ложно-многозначительна. В ней нет и следа теплоты и человечности Ремарка (хотя и Ремарк слишком поддался либеральным идеям). Либерализм целиком прогнулся перед марксистским мороком — и завел в тупик литературу.
Сегодня кроме ужасов и фэнтези — ничего не пишется. А, еще эротичекие женские романы.
Либерализм, свободы — все казалось таким соблазнительным… Охватило умы столь многих… Правда, не всех. Достоевский предрекал катастрофу. И катастрофа 1917 года отнюдь не преодолена. Белые люди сдают позиции по всему миру, вымирают… Уничтожены какие-то важные опоры нашей жизни.
«невыносимая сложность той эпохи» — ну почему же про царскую эпоху они так не говорят? там для них нет ничего сложного, там все просто. А тут, при власти шариковых — сложно…
— и как же это нацизм стер многоцветие?) --а может не нацизм, а как раз наоброт? — глобализм
стирает на наших глазах и при нашем \почти\ полном равнодушии \ а то и с нашей помощью\
это мнгоцветие?
Близко — можно шёпотом разговаривать.
Иногда ночью он что-то рассказывал,
Почти правильно всё по-русски.
Ему было тридцать два года и ни одного зуба.
Зато были воспоминания –
А у меня не было и их.
Его называли фашистом беззлобно,
Ведь другие фашистами становились,
А он был всегда.
Он не спорил. Однажды сказал –
Не фашист — наци…
Все посмотрели холодно.
Иногда мы не спали оба,
И как-то я попросил — расскажи!
Он помолчал. «Я был на параде… Нюрнберг….
-Тогда? Неужели?
— Нет, — усмехнулся, — стоял в толпе
С флажком. Но кажется смог попасть
в кадр к той самой Ленни.
Мы редко разговаривали…
Вокруг косились –
Твой друг, что ли?
Я мотал головой, если он не видел.
А если видел – тогда молчал.
Не друг, просто нары рядом.
Но когда сосна стала падать косо –
Этот, из гитлерюгенда
Меня толкнул и сам упал.
Нет, тогда он выжил,
Лишь сучком по щеке.
Еще улыбался – полдня в медпункте
Награда! Но теперь его нет.
И больше никогда не будет.
А я так много чего не узнал…
Про костры хотел спросить —
Правда бросали книги?
Мне кажется, он молча кивает.
В мае студентам свобода
И книжки можно в огонь…
Ну да, не только учебники.
Еще Хемингуэй. Не жалко?
Да нет, пожалуй, нудятина.
Я не знаю, что сделать в память о нем –
я брошу в костер Хемингуэя.
Всегда ненавидел «Старик и море».
Немецким жертвам бомобового холокоста (холокоста в прямом смысле слова!) даже памятника настоящего нет.
Считаю его славу непомерно раздутой. Левацкая интеллигенция, которая заражена культурным марксизмом (это поистине дьявольская, апокалиптическая ересь) подняла его на щит как«героя Испании» и забыла опустить.
Проза Хемингуэя претенциозна, ложно-многозначительна. В ней нет и следа теплоты и человечности Ремарка (хотя и Ремарк слишком поддался либеральным идеям). Либерализм целиком прогнулся перед марксистским мороком — и завел в тупик литературу.
Сегодня кроме ужасов и фэнтези — ничего не пишется. А, еще эротичекие женские романы.
Напрягло, что призрак — в прошлом республиканец, который еще и зигует(!!!)-- но этот нюанс тоже, в общем, не слишком навязчив.
Начитка — на высшем уровне.
Это хорошо. Не зря писал.
Те, кто кричали «Варраву отпусти нам для праздника» — тоже были очень уверены.
Потому что шерстяные бинты — бессмыслица
не люди, а агнцы на закланье